Я помню, первый раз его увидел…
Он весь в снегу сидел на мерзлой мостовой.
Я подошел: «Котенок, кто тебя обидел?»
А он как будто покачал мне головой.

Я вытянул ладонь и, снег счищая,
Его погладил и немножко приласкал.
«Кому ты служишь, верный»? Лев, не отвечая,
В глазах моих хозяина искал.

Он был, конечно, камень, не живой,
Ответить ни на что он мне не мог.
Но гордо так сидел на мостовой,
Что я сказал: «Совсем, ты, левушка, продрог!»

Его широкий лоб, его густая грива,
Коль не был б так серьезен он,
Я тотчас, детско и игриво,
Отвесил бы земной поклон.

Суровый страж, тебя забыли…
Давно не видно тех, кого стерег…
Быть может, их в Венеции крестили,
А может быть, сосватали в острог…

Но ты сидишь как раньше, гордый лев!
Играет за твоей спиной Нева.
И никогда ты не увидишь ее дев,
Ведь для тебя река – всего-то лишь вода…

Я долго на него смотрел, в тот день.
Поэту многого не нужно, чтоб счастливым быть…
С тех пор я, если лишь не лень,
Стал чаще к нему в гости приходить.

Я доставал из пачки сигарету,
И, раскурив, сжигал ее дотла.
Ну а потом нырял в свой сон как в Лету…
В ногах у каменного льва.

Мне стал тот лев родным, как муза…
Я и стихи ему читал.
Мы ж оба с ним не из Тулуза,
Все лев по-русски понимал.

Зимой нас заметала стужа,
Я после разгребал его,
Жене б любой такого мужа,
Он был бы ей главней всего.

Весной читал я льву сонеты…
И стылый снег с его бровей,
Сбегал как слезы, для поэта
Нет похвалы того сильней.

И вот я Петербург покинул.
Ушел от льва и от Невы…
Сидишь ли ты как прежде, сторож?..
В лучах закатной синевы…