Расплавленных небес замолкли волны.
Еловый лес вдали нахмурил бровь.
Растает солнце скоро обреченно,
И сумерки вином вольются в кровь.
Мы встретим темноту в резной беседке,
Плывущей на жасминовом крыле.
Здесь стол, скамья и шахматные клетки.
И лампа, центр ночи, на столе.
Здесь в круге абрикосового света
В безумной пляске бьются о стекло
Две бабочки. Оставь свои газеты!
Давай молчать о том, что выше слов
И глядя заворожено на лампу
Припоминать костры и пламя свеч,
Когда под сонным сердцем мерным ямбом
Польется вдруг неведомая речь.
И грезы-бусины сорвутся с тонкой нитки:
Нам крылья за спиной скрывать невмочь.
Узор на них причудливый и зыбкий,
Как наш полет, как музыка, как ночь.
О, я лечу к волшебному свеченью,
Где лунного нектара круговерть!
И если смерть - лишь стражник наслажденья
И Истины, тогда – прекрасна Смерть!
Но вот опять в пространстве фотоснимка
Все тот же сад, жасмин и я – все та.
А на столе – мерцанье керосинки
И крыльев обожженных немота.
Спокойным голосом выводишь из забвенья:
«Ты задремала. Поздно. Нужно в дом.
Огонь погас». В короткое мгновенье
Беседку занял комариный сонм…
Но в синем сне, подкравшемся неспешно,
Мне слышалось биение крыла
И виделось настойчиво и нежно
Свеченье, нас спалившее дотла.
Главная 
