И месяц молодой, еще
беззвездный,
и я, босая, стоя у окна,
как никогда наивны и серьезны,
чтоб, все не признавая, все
признать:
непостижимость неба, как и
прежде,
немую замкнутость оконных рам,
что мир живет распахнутый
надежде,
надеждой разделен напополам.
И кажется: сейчас сгустятся
тучи,
потухший свет вновь отойдет от
тьмы,
и сердце, всею кровью
перемучась,
поймет, кем были мы – кем стали
мы.
|