Никогда ещё супруги не ссорились столь продолжительно, как сейчас. Обычно все ссоры заканчивались ворчливым восклицанием супруги:

- У, мордва упрямая. Упрётся и не переспоришь.

- Сама то хохляндия настырная.

- Я то хоть наполовину, а ты чистокровный.

Вот и вся ссора, после которой следовало примирение. Но сейчас Нина нападала на супруга с упорством обречённого. Спор шёл из-за сына, который, собирался поступать в вертолётное училище, что называется, по стопам отца. Мордва старшая прослужил вертолётчиком честно и беспорочно до выхода в запас. И супруг не понимал, что же хочет от него его вторая половина. Он так её и спросил, прямо, что называется в лоб:

- Да от меня-то ты чего хочешь? Что плохого если сын повторит путь папаньки? – Мордва старшая довольно засмеялся.

Однако такая шуточка подействовала на супругу хуже, чем на быка красная тряпка.

- Что плохого? – не столько возмущённо, сколько с безграничным удивлением воскликнула женщина.

- Да, что? – продолжал настаивать супруг. – Даже если генералом не будет, а дослужится лишь до полковника, как и его отец, что в этом плохого?

От железной логики женщина неожиданно чуть ли не в голос, заплакала.

- Ты чего, Нина? – растерялся отставник.

Супруга, ничего не ответив, подбежала к шкафу и достала из глубин обычный лётный шлем. Впрочем, не совсем так. С одного бока вещь была изрядно разодрана.

- Это мимо чьей глупой башки пуля в миллиметре прошла? А? Да я чуть не умерла от страха, когда увидела твой сувенир, ты это знаешь?

- Ну, Нина, это же единственная пуля, которая прошла от меня в такой непосредственной близости. Причём за все три года, что я был в Афгане.

Женщина, отшвырнув шлемофон, нервно рассмеялась.

- Конечно, это совсем немного. А три года, что я тебя здесь ждала, с детьми, это мало или много?

- Ну, ну, ну. Будет. – Отставник попытался подойти к супруге и обнять, как он это делал не единожды, заключая мир, но жена не позволила ему в этот раз даже приблизиться.

- Господи, да вас вертолётчиков, куда только не посылают. Вон, Любкин Серёжка инвалид после Чернобыля. А сколько твоих друзей оказалось не столь удачливыми, как ты? А Васин гроб даже до России не довезли. Сбили транспортник. Забыл?

Отставник сделал попытку вновь подойти к супруге, но поняв всю тщетность, хмуро опустился на диван, рядом с отброшенным шлемофоном.

- Да, что ты мне душу выворачиваешь? Ну что я должен сыну сказать?

Женщина вдруг подбежала сама к супругу и, опустившись возле него на колени, запричитала:

- Ты же для сына авторитет. Отговори его. Я ведь ещё не старая. Неужто мне и сына ещё ждать придётся, как и тебя. Я же не вынесу этого. Ты можешь это понять?

Супруга неотрывно смотрела в глаза мужа. Тот молчал, обхватив плечи жены.

Так они и сидели в тишине некоторое время, словно некая статуя скорби. Наконец, отставник, нахмурившись, словно такая мимика приносила неимоверную боль, с трудом, но твёрдо, произнёс:

- Конечно, сын меня уважает, конечно, я для него авторитет. Но останусь ли я для него тем же, если начну отговаривать от того, чем он грезил ещё мальчишкой?

Закрыв глаза, женщина отстранилась и, тяжело поднявшись с колен, побрела в соседнюю комнату. Она хотела побыть одна. Сколько их было, таких уединений в её жизни. Больше, гораздо больше, чем писем оттуда, с Афгана.

Супруг хотел последовать за ней, но впервые не посмел. Он просто сидел и смотрел на прикрытую дверь, за которой скрылась жена. Память вдруг неожиданно воскресила плач Ярославны из Слова о полку Игореве, который они когда то проходили в школе и который он, как казалось, забыл напрочь.